Был в истории отечественной науки такой незаурядный человек, Федор Евгеньевич Корш.

Федор Евгеньевич знал совершенно разные языки (греческий, латынь, персидский, славянские и т.д.), переводил с них и на них, посвящал научные труды Пушкину, стиховедению и, конечно, «Слову о полку Игореве», куда же без этого.

Вот несколько фото с выставки в БАН, посвященной 180-летию со дня его рождения, летом 2023 года. Фото позволяют оценить разнообразие его интересов.

Не просто стихосложение, которое в то время еще не очень-то изучали, а именно персидское стихосложение, в чем Корш у нас был уж совсем пионером.

Пушкин

По-другому и быть не могло.

В студенчестве Корш вел дневник. Вел он его на латыни. И хотя формально он был филологом-классиком, посвященная ему выставка была в отделе славянских языков:

А еще Федору Евгеньевичу чувство слова позволяло делать стихотворные переводы:

Но не только с нерусского на русский (такое даже я иногда могу). Федор Евгеньевич, например, переводил с греческого на латынь. Или с санскрита на латынь. Или с персидского на греческий. Или с немецкого на греческий. И, говоря греческий, я, конечно, имею в виду древнегреческий.

Была у него такая книжка ΣΤΕΦΑΝΟΣ с 100 переводными текстами. Там много прекрасного. Даже не знаю, что показать, там одно другого краше. Из Моцарта ΑΛΕΞΑΝΔΡΟΥ ΠΟΥΣΚΙΝ нам что-нибудь. Например, «Поэт! не дорожи любовию народной»:

O vates, populi favor
Ne sit cura tibi: nam simul ac brevis
Laudis transierit fremor,
Stulti iudicium, plebis et audies

Risus indocilis. Tamen
Desperare cave et difficilis mane.
Rex es: vivere te decet
Solum. Perge via vadere libera...

Но вот мое любимое место.

Как известно,

На перевод Н. И. Гнедичем «Илиады» Гомера Пушкин отозвался в печати дважды: заметкой «Илиада Гомерова, переведенная Гнедичем…» («Литературная газета», 1830, № 2; см. т. 6) и двустишием «На перевод Илиады». За месяц до этого стихотворения Пушкин отдал дань природному юмору и написал эпиграмму, вызванную каламбурным стечением обстоятельств (Гомер был слеп, а Гнедич — крив). Эпиграмма в рукописи старательно зачеркнута Пушкиным².

Имеется в виду вот эта эпиграмма:

Крив был Гнедич поэт, преложитель слепого Гомера,
    Боком одним с образцом схож и его перевод.


1830

А «На перевод Илиады» выглядит так:

Слышу умолкнувший звук божественной эллинской речи;
   Старца великого тень чую смущенной душой.

<1830>

То есть там был насыщенный драматургией сюжет: сначала большой ироник Пушкин, как он всегда это делал, посмеялся над Гнедичем, а потом проникся и поменял свое отношение.

В почтении перед античностью Пушкин даже использовал элегический дистих, к которому вообще-то прибегал крайне редко.

Тут идет серьезный разговор о поэзии, о переводе, о Гомере и об эллинах. Тут не до шуток и не до кривляния, которое было бы уместно , если б речь шла о каком-нибудь Вольтере.

Что же делает Корш? Он крайне изящно дополняет эту картинку, переводя двустишие Пушкина на греческий!

То есть как бы возвращая топик исходной культуре, от которой этот диалог оттолкнулся. И как бы давая возможность тени Гомера узнать, что там думают по всему этому поводу северные варвары:

ἘΙΣ THN ὉMΗPOΥ ἸΛΙΑΔΑ TΗN ὙΠO ΝΙΚΟΛΑΟΥ ΓΝEΔΙTΣ ΜΕΤΑΠΕΦΡΑΣΜΕΝΗΝ.

Ληξάσης ἀίω θείης Ἑλληνίδος αὐδῆς,
      Θαμβέω δ’, ὡς μεγάλου πρέσβεος ἐγγὺς ἐών.

1. URL. ↩︎
2. URL. ↩︎
3. URL. ↩︎

---

---