Есть в русской повседневности начала XIX века малоизвестная и оттого еще более грустная история поэта и учителя Николая Ивановича Язвицкого (1782-1820). Для меня Язвицкий примечателен по нескольким причинам: во-первых, я чувствую сродство с ним, потому что его никто, кроме меня, не знает и не помнит. Его даже в словник словаря Русские писатели (1800-1917) забыли включить; во-вторых, он родился ровно за 200 лет до меня в 1782; в-третьих, он такой же широкий по интересам дилетант во всем, как и я. И тоже написал стиховедческую книжку. И перевел «Слово о полку Игореве». Об этом переводе у меня есть статья. Кстати, перевод грамматики Пор-Рояль, выполненный Язвицким, потом оценил в своей книге Н. Кульман, один из переводчиков «Слова о полку Игореве» на французский¹. Так что все связано.

Язвицкий был учителем в Санкт-Петербургской гимназии, издавал книги (филологические и поэтические), а с февраля 1810 года учит русскому языку жену Александра I, императрицу Елизавету Алексеевну. Уроки продолжаются не дольше, чем до 1813 года, когда, по всей видимости, уже невозможно скрывать симптомы душевного расстройства Язвицкого, о котором императрица в раздражении пишет:

Il ne suffisait pas des coups sensibles que m’a portés le comte Golovine et des nouvelles politiques: ne faut-il pas que Язвицкий devienne décidément fou ici, et en donne en ma présence les preuves les moins équivoques!²

Неизвестно, в чем именно Язвицкий повел себя при дворе неадекватно, в таком церемониальном обществе у него было много возможностей проявить свою болезнь. Но у меня есть гипотеза. Я думаю, что учитель признался императрице в любви.

Императрица была миловидна, они почти ровесники, чувствительность эпохи и романы об отношениях домашнего учителя и ученицы («Юлия, или Новая Элоиза») располагали к некоторым вольным мыслям. Несколько раньше случилась в то время еще неизвестная история Сюзетты Гонтар и Гёльдерлина, но это была та эпоха.

Язвицкий уже посвящал ей стихи и книги, но это выглядело пристойно — как служение монаршей особе, а не как женщине.

Царица! Ангел воплощенный,
Друг Истины и честь людей!
Прости — восторгом увлеченный
Сокрыть не мог в душе моей
Тех чувств, что все к Тебе питают:
Тебя безсмертной почитают
По благости, уму, делам!
Но мы когда богов сретаем
Пред ними жертвы повергаем;
А я, мой труд к Твоим стопам

В своем трогательном обращении «писатель неизвестный в мире», как называет себя Язвицкий, ничем не выдает своей личной причастности к царственному адресату, но характерно, что здесь уже формируется поэтический образ Елизаветы, весьма близкий к закрепленному потом в стихах Жуковского и Пушкина — конечно, уже на другом поэтическом уровне⁴.

Итак, я думаю (и это ничем не подтвердить), что Язвицкий признался Елизавете Алексеевне в любви, это был бы достаточно безумный поступок для теряющего ясный рассудок человека, и достаточно скандальный, чтобы привести к немедленному увольнению.

В 1814 году Язвицкий, как пишет П. Н. Толстогузов,

находясь в состоянии душевного расстройства, совершает яркую, но при этом нелепую антимонархическую выходку и оказывается в Обуховской больнице на положении политического заключённого и душевнобольного вместе⁵

Кстати, «антимонархическая», то есть направленная против Александра I, «выходка» в некоторой степени объясняется моей версией: императора, мужа своей возлюбленной, Язвицкий воспринимал как соперника.

Язвицкий окончил свои дни в Обуховке 17 (29) июня 1820 года. История закольцевалась: один из письменных следов, который оставил по себе Язвицкий, еще будучи прилежным студентом, выглядел так:

11 апреля 1806 г. в Обуховской градской больнице «от удручавшей его около полутора лет чахотки» умер студент Потакинский. На следующий день, 12 апреля, он был погребен на Смоленском кладбище. Похороны Потакинского были скромными, но после отпевания была устроена гражданская панихида, которая подчеркивала «ученый статус» покойного. Рапорт гласит: «Провожали тело его все студенты вместе с некоторыми профессорами, над гробом говорены были студентами Язвицким, Сфериным и Александровским на российском и греческом языках речи⁶.

Императрица пережила его всего на 6 лет. Хотя есть и конспирологическая версия, продолжающая ее жизнь до 1861 года.

А еще у меня самого была личная история с девушкой, которую звали Елизавета Алексеевна, но про это мы здесь говорить не будем.

1. Кульман Н. Из истории русской грамматики, Пг., 1917. С. 70-76. ↩︎
2. Великий князь Николай Михайлович [Романов Н.М.]. Императрица Елизавета Алексеевна. Т. 2. СПб., 1908-1909. С. 694. ↩︎
3. <Язвицкий Н.> Введение в науку стихотворства, или Разсуждение о начале поэзии вообще, и краткое повествование восточнаго еврейскаго, греческаго, римскаго, древняго и средняго Российскаго стихотворства. СПб.: в медицинской типографии, 1811. С. 1 (всего в книге 127 с.). ↩︎
4. Киселева Л. Жуковский — преподаватель русского языка (начало «царской педагогики») // Пушкинские чтения в Тарту 3: Материалы международной научной конференции, посвященной 220-летию В. А. Жуковского и 200-летию Ф. И. Тютчева / Ред. Л. Киселева. Тарту: Tartu Ülikooli Kirjastus, 2004. С. 199–228. ↩︎
5. Толстогузов П. Н. Письмо Н. И. Язвицкого Г. Р. Державину: драм. ист.-лит. эпизод 1-й пол. 1810-х гг. // Сев.-Вост. науч. ж-л, 2011, № 1. ↩︎
6. Жуковская Т. Н., Казакова К. С. Как жили студенты Петербургского университета в первой половине XIX века // Журнал «Санкт-Петербургский университет», № 2-3 (3788-3789), 20 февраля 2009 года. ↩︎

---

---